Агентурная разведка. Книга первая. Русская агентур - Страница 50


К оглавлению

50

Несмотря на то, что Берлин представлял из себя действительно весьма важный и интересный центр военной мысли, работа военного агента, особенно в первое время обычно заключалась, главным образом, в приеме и устройстве разных "весенних ласточек" — бесконечного количества русских военных сановников, приезжавших в Берлин на лето "сбавлять жир" и т. д. Правда, не все военные агенты занимались только этим. Бывали и такие, которые, помимо этих своих "прямых" обязанностей, ухитрялись часть времени уделить и агентурной разведке. Но это всецело зависело от личных качеств военного агента, от его любви к делу разведки и от умения работать.

Например, военный агент в июне 1909 года доносил в Ген. штаб, что ему удалось "негласным путем" достать на несколько дней "Kriegsbasoldungs-Vorschrift" с приложениями "Gebuhren-Nachweisungen". Он пробовал их сфотографировать, но испортил массу фотографического материала, не получив "годных результатов". Книги были взяты из неприкосновенного запаса одной из частей берлинского гарнизона. Через два дня ожидалась проверка в этой части и книги к этому времени должны были быть на месте. Военный агент сел сам, посадил секретаря и свою жену и в течении двух суток они втроем эти книги переписали…

Последний русский военный агент в Берлине перед войной 1914–1918 гг., - полковник Базаров, — так увлекся агентурной разведкой, что провалился и 22 июня 1914 года вынужден был покинуть пределы Германии. Провал этот произошел следующим образом. Базаров завербовал чертежника германского главного инженерного управления Поля. Последний только что женился, сильно нуждался в деньгах и продал Базарову план крепости Пихлау за… 20 марок, а план крепости Летцен за 400 марок. Базаров вел с ним переговоры о покупке еще кое-каких секретных документов. После одной такой встречи с Базаровым Поль на обратном пути встретил своего сослуживца и разговорившись с ним, раскрыл свою связь с Базаровым. Тот предложил работать совместно, а потом выдал Поля. Суд присудил его к 10 годам каторги. Узнав об этом, Базаров спешно выехал в Петербург, а вечером после его отъезда в берлинских газетах появился чистосердечный рассказ Поля с подробным описанием всех обстоятельств его преступления и с указанием на Базарова.

Заместитель Базарова по агентуре остался его секретарь некий Гломбиевский. Немцы арестовали его 20 июля 1914 года на улице в тот момент, когда он садился в экипаж с секретарем ген. консула Субботиным. В кармане у Гломбиевского находились три последних шифрованных телеграммы из русского Генерального штаба, которые он, однако, успел передать Субботину. Продержав Гломбиевского под арестом полтора часа, немцы его освободили.

Такой же участи, как Базаров, подвергся и его предшественник — полковник Михельсон.

Иногда германская контрразведка использовала русского военного агента в целях дезинформации. Так, например, в 1908 году она передала русскому военному агенту фальшивую "записку о распределении германских вооруженных сил в случае войны", о которой мы более подробно говорим в томе II нашей книги.

В конце 1910 года генерал-квартирмейстер представил начальнику Генерального штаба доклад, в котором жаловался на германскую и австрийскую контрразведки, не дававшие возможности русским военным агентам в этих странах заниматься агентурной разведкой.

Он писал, что "элемент болезненной раздражительности и крайней подозрительности, внесенный событиями 1908 года в взаимоотношения России, с одной стороны, и Австрии и Германии — с другой, с особенной силой развился, как то и следовало ожидать, на столь благодарной почве, каковую представляет собою разведывательная деятельность названных государств. Органическое недоверие к России заграницей в этой области за последнее время вспыхнуло с такой силой, что наши соседи склонны в каждом появляющемся в их пределах русском подданном видеть прежде всего военного шпиона, из категории которых, конечно, не исключены и наши официальные военные агенты".

"Положение последних при таких обстоятельствах ныне представляется тем более трудным, что, не ограничиваясь вполне законными и лояльными мерами предосторожности, германские государства, — избравшие, по-видимому, борьбу с военным шпионством щитом, из-за которого они с успехом и без риска могут наносить укол за уколом русскому самолюбию, — в последнее время стали в широких размерах пользоваться для сего провокацией".

"При таких условиях представляется совершенно необходимым освободить наших военных агентов в Австро-Венгрии и Германии, хотя бы на время, от выполнения каких бы то ни было негласных поручений по разведке и предложить им впредь уклоняться от сношений с лицами, обращающимися к ним с предложениями указанного характера".

В заключение генерал-квартирмейстер предлагал ввести как правило, что разведка против Австрии и Германии и покупка секретных документов этих стран должны возлагаться в виде основной обязанности на военных агентов в Бельгии и Швейцарии, "в соответствии с чем должен производиться выбор лиц на означенные должности".

Начальник Генерального штаба, однако, нашел, что проектируемые мероприятия не оградят военных агентов от попыток их скомпрометировать и дело осталось в прежнем положении.

Военный агент в Вене находился в аналогичном положении с берлинским. Еще в сентябре 1906 года полковник Марченко писал генерал-квартирмейстеру, что "вследствие письма вашего от 12 сентября, докладываю, что приложу все усилия и умение, дабы исполнить желание начальника Генерального штаба по сбору сведений о крепостных маневрах.

50