Агентурная разведка. Книга первая. Русская агентур - Страница 40


К оглавлению

40

Весьма характерным объяснением такого рода являются рассуждения начальника штаба войск Дальнего Востока ген. Орановского на имя военного агента в Китае полковника Огородникова (отношение от 9 июля 1906 года за № 4341).

По мысли этого начальника штаба, военный агент, находясь долго на одном месте, усваивает "свой определенный взгляд, который может получить предвзятое направление. Ярким примером такого явления может служить бывший военный агент в Японии полковник Ванновский, который с самого начал внушил себе чувство презрения к японской армии и к японским порядкам, стараясь убедить в этом всех остальных, и работал все время в таком вредном для нас направлении…".

Значит, по мысли ген. Орановского, военных агентов нужно было, по возможности, чаще сменять, чтобы они не могли "усвоить свой определенный взгляд" на армию и порядки данной страны. Начальник же Генерального штаба писал, что военных агентов "надо приучить работать с меньшими деньгами, самим, изучая страну, следя за жизнью, вращаясь в обществе". Тут два противоположных взгляда, друг друга исключающих и оба одинаково неверных, не жизненных и вредных для дела разведки. Ибо, если "почаще сменять" всех военных агентов, то они, не успев войти в "общество", должны будут уезжать и из "личного" изучения страны ничего не получиться. Изучение страны и армии только посредством "вращения в обществе" и "слежки за жизнью" дает именно такие результаты, какие дала деятельность злосчастного родственника Куропаткина — Ванновского…

Выше мы указали, что главное артиллерийское управление военного министерства добивалось права на ведение самостоятельной агентурной разведки заграницей. На это Генеральный штаб не согласился. Тогда было выдвинуто требование — назначить помощников военных агентов по технической части. На это Ген. штаб согласился, но лишь в 1910 году, когда стала очевидной необходимость обратить серьезное внимание на техническую разведку. В виде опыта было решено назначить помощников военных агентов по технической части при военных агентах во Франции и Австро-Венгрии. Однако, министерство финансов на этот вопрос смотрело иначе и в соответствующих ассигнованиях отказало. Генеральный штаб на этом успокоился и вопрос заглох до начала войны 1914–1918 гг., когда стало возможным не считаться с мнением министерства финансов…

Больным вопросом в деятельности разведки являлся вопрос связи в мирное время с официальными военными агентами и офицерами-разведчиками, прикомандированными под ложными предлогами к посольствам и консульствам. Казалось бы, что этот вопрос является самым легким и несложным, но на деле было иначе. Если бы военное ведомство надеялось на дипломатических курьеров министерства иностранных дел, то оно получало бы почту от своих военных агентов, особенно находившихся в восточных странах, в год два-три раза. Кроме того, нужно иметь в виду, что надежность этих дипломатических курьеров было весьма проблематичной и возможность их подкупить не представляла для иностранной контрразведки большого труда и даже не требовала особенно больших денег. И, как в старое "доброе" время, когда деятельность "черных кабинетов" казалась крайне ограниченной и неусовершенствованной, Генеральный штаб до самого начала войны 1914–1918 гг. продолжал вести со своими военными агентами самую секретную переписку по обыкновенной почте. Бывали случаи, когда военные агенты против этого протестовали, указывали что "вся входящая и исходящая корреспонденция военного агента (телеграфная и почтовая) подвергается перлюстрации" (см. рапорт военного агента в Вене полк. Марченко, от 29/IV 1907 г., № 135). Но это не помогало. Легкомысленное отношение Генерального штаба к этому важнейшему вопросу агентуры доходило до того, что он счел возможным сообщить военному агенту в Китае следующую ересь (6 октября 1907 г. № 631):

"… Пересылка корреспонденции вам будет производиться не через министерство иностранных дел, ибо это затрудняет наши миссии, а через Петербургский почтамт заказною бандеролью непосредственно на имя военного агента в Китае…".

Значит, из-за нежелания "затруднять наши миссии", Генштаб сознательно облегчал противнику возможность проникать в его агентурные дела. Из переписки, довольно обширной, по вопросам связи видно, что даже на упаковку и заклейку корреспонденции не обращалось должного внимания. Так, военный агент в Вене в апреле 1907 года вынужден был донести Генеральному штабу (№ 331), что "печати на конверте № 901 были треснуты и конверт имел подозрительный вид. Испрашиваю особо секретные бумаги в синей обертке заклеивать предварительно в конверте с помощью "Syndetikona (особо приготовленного гуммиарабикума, не растворяющегося на пару)".

Военный агент в Болгарии полковник Леонтьев дополнял эту картину предложением (13/III 1907 г., № 53):

"… Необходимо ввести взаимное извещение о полученных номерах, так как некоторые донесения посылаются почтой, где пропажи составляют обычное явление, да и телеграммы не всегда доставляются по адресу…".

Командир сводного корпуса в Маньчжурии ген. — лейт. Дембовский в рапорте на имя военного министра (21/Х 1906 г., № 8880/811) писал:

"… Несмотря на неоднократные просьбы в посылке пакетов, адресованных на имя нашего военного агента в Японии, не иначе, как через штаб крепости Владивосток, полковник Самойлов продолжает получать пакеты по японской почте с надписями: "секретно" и "совершенно секретно", что вполне в расчетах японцев, читающих нашу корреспонденцию…".

Комендант Владивостокской крепости, писал 19/1 1907 г. (№ 29), начальнику Генерального штаба:

40